Кристина Негелева

 

Страница автора

 

 

 

ЗАПЛАКАННЫЙ МИР

 

Глава 1
Кто я, кто они?

                    Придуманный мною ветер пытался ворваться в мои мысли, но я настойчиво прятала их все дальше в себя. Я сидела на подоконнике своей комнаты. О, как я ненавижу эти четыре стены. Как я хочу вырваться на свободу. "А почему люди не летают как птицы" - написал какой-то гениальный человек. Какой глупый вопрос всегда думала я. Сейчас же задаю себе его каждую минуту. Пытаюсь в бездне своих мыслей найти логическое объяснение моему желанию.

Меня зовут Кристина. Мне 20 лет. И последние годы моей жизни были окутаны тенью смерти. Я постоянно думала, зачем она преследует меня. Но в следующий момент я понимала - это я преследую ее.

Закончилась учеба. На улице царствует снег и зима. А странные эти правители - времена года. С какой неохотой зима уходит с престола, оставляя грязные слезы, рисунки кровью на асфальте и пронизывающий скрип тормозов. А потом весна. Все говорят весна - это пробуждение, начало новой жизни. А я думаю, что весна - наглая лживая царица, каждый год обещающая всем жителям жизнь и победу. А на самом деле, как сборщик подати, заставляет людей, кидать семена в землю для смерти. Обещая, что, умирая, они принесут плод. Весна - жизнь, которая по непонятным мне причинам требует смерть.

В моей голове все раздувались споры из пустоты. Казалось мой разум - это поле боя, где каждый день идет война. Я не знаю, кто воюет, за что воюют. Но это всё приносит мне огромные страдания. Если бы я знала кто они, и знала бы кто я, я бы смогла победить.

Люська с невозмутимым видом обнюхивала мои тапочки. Как я люблю свои тапочки. Они маленькие лошадки. У каждой хвостик, ушки и даже уздечка. Мне их подарили давно на день рождения, но сегодня очень холодно, а в них так тепло.

Фраза за фразой врывались в мой поврежденный разум слова, изображения факты из прошлой жизни. Я как могла долго делала вид, что это не про меня, боясь, что мой же разум обвинит меня во лжи, докажет мне, что я не больна амнезией.

Как я запуталась. Когда приходили такие мысли о путанице и лабиринтах, я знала дальше нельзя, дальше ничего нет. Нет выхода, нет правды, есть вечность, пустая безнадежная вечность. В такие моменты я начинала думать о чем-нибудь земном. Я начала думать о том, какой меня видят окружающие, что я хочу в подарок на день рождение, какие цветы на свою могилу.

Я люблю пижамы, зеленые яблоки и бананы. Я бы всю жизнь этим питалась. Кто-то сказал мне, что через месяц я бы ненавидела все зеленые фрукты, но я не поверила. Привыкла я верить только себе и то не всегда. Они называю меня поколением "пепси". Смешные и глупые люди. Я не принадлежу никакому поколению, я не из кого-то.

Странно, а почему они меня так называют? Всегда я общалась с людьми старше себя, может быть поэтому? Или потому что я люблю играть? А вы не любите? Это так смешно. Я люблю смеяться. На всех свадьбах, которых я была, я была в роли ведущей игры.

Есть такая прикольная игра. Я увожу человека из группы, говорю, что ему нужно без слов изобразить таракана. Прошу его тренироваться, а группе в то время говорю, он сейчас будет показывать таракана, прошу - тупите. Вы же умеете?

Бедный, бедный, бедный актер. Испачканные брюки, и палец у виска со злобным выражением лица как бы говорящим: "ну что же вы такие глупые, тараканов ни разу не видели". Под возгласы: "Может это бегемот?" Или улитка с моторчиком?", актер, не уставая, собирал пыль с пола. А потом, видя его изнеможение, по моей поднятой руке все громко в один голос крикнули: "таракан". Видели бы вы его лицо. Это смесь земли с кладбища, пропитанной слезами родственников умерших и лепестки роз с постели младенца. Все это трудно объяснить. Трудно объяснить красоту любого контраста.

Трудно объяснить, почему художник, рисуя войну, смерть, проказу, становится известным человеком. Его картины продаются на заграничных торгах за деньги, округляемые без труда и сожаления до миллиардов. Почему имена преступников, которые убивали с красивым почерком, до сих пор живы. Почему, почему, почему?

Мой бесконечный вопрос, основанный на несправедливости.

Забвение. Тишина. Вечер. Кровать. Одна. Зеленые яблоки. Сон. Да, опять этот сон. Он уносит меня в другой мир. Мир войны. Где я не студентка, где я воин. За что я воюю? Как мне хочется быть в том сне до конца. Я хочу воевать. Хочу воевать за достойное. Есть ли в мире вещи достойные войны?

Да, что опять несу? Потрясся головой, чтобы прийти в сознание, я достала из стола запыленную записную книжку. Я редко кому-то звоню. Ненавижу бессмысленный поток слов, который даже воздух не сотрясает. Но сейчас - иное. Сейчас хочу сказать. Кому-то что-то сказать. Точнее прошептать какую-то тайну. Так тихо, чтобы на другом конце провода было слышно только моё дыхание. А тайна, моя тайна нужна ведь только мне.

Листая записную книжку, я вглядывалась в каждое имя, фамилию, хотела найти хотя бы одну букву моего алфавита, хотя бы строчку живого понятного мне текста, чтобы прочитать. "Юля, Аня, Максим, Петр, Василий, Алексей, Алексей …". Чем дольше я читала эти совсем незнакомые мне имена, тем больше одиночество имело надо мной власти. А когда я раскусила, для чего я взяла записную книжку, было уже поздно.

Никакой тайны нет. Нет никого, кому мне ее нужно и можно и хотелось бы рассказать. Нет ничего. Нет одиночества, нет меня, нет тех незнакомых имен, нет памяти, нет амнезии, нет Люси. Нет ничего.

"Нет, ничего", - всхлипывала я, "нет, ничего". За последнее время я настолько устала от истерик, что чаще просто беззвучно тряслась. Если меня видел бы кто-нибудь со стороны, то, скорее всего, подумал бы, что у меня эпилепсия. Но я плачу тихо, плачу в ванне, плачу уткнувшись в подушку. И все повторяю: "нет, ничего".

"Евгений Онегин, орел, скорость, книжка, столб, милость, вызов, выход, давление, Европа, бронзовый олень, палатка, диск, дружба, Паша, жизнь, …", - бессмысленно повторяла я знакомые и почему-то родные мне слова.

Вздрогнув от будильника, я вышла из состояния транса. В такие моменты я старалась все подробно записать. Знаю, что 2 минуты, еще две минуты, а потом бездна. Для чего? Чтобы потом самой себе доказать, что это было. Но руки не двигались, мысли спрятались, и я решила, что нужно поспать еще чуть-чуть.

"И почему я люблю грозу?", - невпопад подумала я, закрывая глаза.

 

 

Глава 2

Хочу домой.

 

- Что за скрип? Слышишь? - Спрашивала я вслух у самой себя.

Когда я слышу знакомый голос, мне становится спокойнее. Но сейчас мой голос был подобен звуку трубы с множеством хаотично звенящих колоколов соседней церкви.

"Я не боюсь", - подумала я про себя, - "я ничего не боюсь". В тот момент мой мир мне показался таким маленьким, что я легко могла сосчитать все предметы, чувства и ощущения, которые царили в нём. В моем мире я была сильным воином, одетая в блестящие доспехи. Местами на доспехах виднелась кровь, моя кровь. Зеленая трава, солнце, которое не мешало дышать, и воздух, чистый, прозрачный, наполненный смыслом. Еще там есть время. Но оно не против меня. И я не против него.

Время и я союзники. Поэтому я победитель. Туман. Еще что-то. Я пытаюсь разглядеть, но мои мысли напряжены как струны. Кажется, еще чуть-чуть и они порвутся, издавая истошный вопль.

Я шла по льду сегодня. Он был неприступен и пугал меня своей мощью. Но пройдет время, он будет побежден. Я знаю, я знаю единственного победителя. Это время. Оно сильнее жизни, сильнее смерти, сильнее льда, и цинковых сердец, сильнее красного вина и ржавой крови. Я хочу быть во времени.

Разум стал возвращаться и долбить как дятел, напоминая о моем сумасшествии. Заглянув в ежедневник, я истерически засмеялась, будто это не я писала в нем несколько дней назад. "Психиатр" было написано кривыми буквами.

"Сегодня у меня поход к психиатру", - повторяла я с диким смехом. С каждой минутой смех превращался во всхлипы. На лице замерла немая маска.

Суженные красные глаза с маленькими, торчащими в разные стороны реснички, вздернутый лоснящийся нос и кривые, мокрые от слез губы.

Среди всех моих маскарадных костюмов эту маску я ненавидела больше всего. Но всегда, будучи в таком состоянии, я подходила к зеркалу и долго вглядывалась в каждую деталь. Хотела найти в той маске хоть что-то своё, или ту деталь, из-за которой я навсегда поверю, что это не я.

"Кровь, нужно немного крови на лицо, всего несколько капель". Эта маска станет самой красивой среди всех, которые у меня спрятаны по карманам. Я буду носить ее всегда. Я начала искать что-то красное, чтобы прикинуть, какая будет новая маска. "Немного, всего чуть-чуть, и будет новая, красивая, забвенная, вечная".

Но все помады были коричневые, лаки прозрачные, дом, в котором я обыскивала шкаф за шкафом, был, до состояния волнующей агонии, таким чужим и мертвым. Но ни о чем ином я и подумать не могла. Устав от сотворенного мною беспорядка, я присела на корточки и затряслась от тихой истерики. Она прибавила мне бодрости, потому что я знала, какая маска на мне сейчас одета. Я что-то определенно знала в самой себе. И это меня больше будоражило и возбуждало. Я начала царапать руки. Корчась от боли и получая дополнительную дозу удовольствия. Кровь. Красная. Я ее так долго искала, а она - вот. Она во мне. "Всего-то чуть-чуть", - я повторяла как в бреду. Нашла на столе ножик для того, чтобы точить карандаши. Дальше …

Дальше пустота, темнота, маски с разных планет на разные праздники, маски, все в масках. "Ты кто?", - Я спрашивала у какой-то из них. - "Или ты - это я? Да что здесь происходит?". Я все повторяла за невидимым суфлером слова, которых раньше и не знала, печати ставила на все слова тех государств, в которых раньше никогда и не была. Размазанная по всему лицу кровь, прилипшие к ней волосы, тоже окрашенные в цвет крови, вернули меня во время маминых родов. Я ничего не помнила и до сих пор ничего не помню, но я знаю. Я когда-то родилась, чтобы когда-то умереть.

Но смысл всего? Смысл пить, если нет жажды? Смысл есть, если неголодна? Смысл жить, если я уже мертва?

Каждый вопрос порождал во мне тысячи и тысячи новых вопросов. И я знала, что никто не сможет на них ответить, кроме меня самой. Но я тоже уже не могла, была похожа на зависший компьютер, который даже не реагирует на CTRL+ALT+DELETE, у которого есть только один выход - выключить питание. Я потянулась к розетке. Часы, предательски выглядывающие из-за угла рабочего стола компьютера, смеялись, напоминая, что я опоздала на прием к психиатру.

"Это не мой мир", - подумала я. Тут я всегда проигрываю времени.

 

 

Глава 3

Летать, дышать.

 

Опомнившись от амнезии, в которую упала на время, я вглядывалась в зеркало, пытаясь узнать своё отражение. Что-то происходило. Определенно, что-то уже произошло. Но … Я ничего не помню, как будто не со мной. Похоже на состояние дремоты, что после сна еще несколько минут. Я что-то помню. Но это что-то не выразить в словах. Это что-то оно предельно грустное для проснувшейся меня, и что-то доброе. Ну, как воскрешение после жалкой смерти.

Но я не помню. И все, что выше я сама произнесла, перечеркну, и это все не то. Мне захотелось плакать. Я потеряла что-то, не зная даже что. От этого, мне стало еще больнее. Я смотрела в зеркало. И каждым сантиметром своей маски просила себя вспомнить, что было. Я поняла, что у меня есть не более пяти минут, чтобы нажать на SAVE. Я подбежала к компьютеру, который опять спал. Его экран меня безнадежно убивал, напоминая о скорости загрузки Windows. Я смогу. Главное не думать, не просыпаться. И для какой-то подлой уверенности я закрыла глаза.

Не верю в надежду, розовую как щечки младенца, как новая кожа под засохшей коркой после болезненно-красного нарыва. Она такая. Мне даже показалась в ту минуты, что мы с надеждой встречались гораздо чаще, чем раньше думала. Еще мечта и смех, разочарование и горький запах от пресной воды. Пытаюсь совместить это в слова. Но шум от вентилятора компьютера гораздо мелодичней и талантливее сейчас.

Что делать? Я вспомнила о гении, который гласно заявил о важности подобного вопроса. Но зачем? И как я могла вспомнить, я не читаю книг.

Мне хотелось плакать, я даже как-то соскучилась по истерике, пытаясь каким-то способом позвать ее. Но она не поддается на провокации. Она не приходит, когда ее зовут. Она и смерть, порою бываю подлыми, когда зовешь их, они ржут в лицо. Она не пришла.

Я впервые открыла программу Фотошоп. Ужасно - она не на моем языке. Я снова иностранка в этом мире, пришла искать ответ, где его нет, а даже если есть, то, как его узнаю. На каждом магазине написаны слова, которых раньше я с детства не видела. Я тут ни разу не была. Я начала бродить без визы.

А за окном бесплатный показ мод устроила зима. Снег - он такой дешёвый, как воздух. Только воздух мне нужен, чтобы вновь начиться дышать. Я сделала глубокий вздох. Как хорошо подумала я. Снег - бесплатное ненужное природе и думаю, что каждому из нас, дешевая гробница дешёвой еды, дешёвых запахов, дешёвых витаминов, которые мне кажется, мечтают жить в тепле. "Да что о них" - разочаровано подумала я и подошла к окну, чтобы взглянуть в глаза обманщице зиме.

Она такая неприступная, красивая, вся белая и вся блестит, еще - коварная и вроде бы очень смелая. Это сейчас. Но она тоже проиграла времени. Надела маску и отражает каждый лучик солнца. Но я-то знаю, что солнце договор с ней не подпишет. Солнце живет собой. У солнца нет тени, у света нет смерти. Солнце и время так похожи, что я их путаю порой. Я подошла к холодильнику, чтоб отварить пластмассовые овощи невероятно ярких цветов. И ветер за окном о чем-то пытался всё предупредить меня. Он волновался, помню ли я, зачем сегодня проснулась.

"Да, помню я", - тихонько прошептала я, ведь ветер за окном и вряд ли он услышит. "Да, помню я", - пыталась убедить сама себя. "Да, я помню", - уже кричала я из всех сил.

Было холодно, но я открыла окно и всматривалась в ЭТО. Красиво, до безумия красиво. Так высоко, ведь люди так часто ищут высоты и славы. Так страшно. В этом чужом ничейном мире так стыдно попросту бояться. Так обнадеживающе, так властно, так хочется мечтать и создавать, творить и пить от той воды, что сама же сотворить хотела. Но, этот мир, что розового цвета под голубым стоячим небом, так страшен несбыточностью желаний. Так страшен, что я на десятом этаже, скажу "прощай" всем своим снам, чтоб научиться летать и петь. А дальше ничего. А дальше разочарование и маска с кровью на лице. Петь и летать, летать - кричать и знать, что будет дальше и видеть не очередной тупик, не узенький тоннель с обманчивым огнем надежды, который попросту фонарь, который одиноко и отчаянно висит на стенке.

"А почему люди не летают как птицы?". Снова также глупо, как и всегда, я задала себе этот вопрос какой-то важной, по мнению интеллектуалов, героини. Она вроде бы умерла. Да .. именно это, именно так, как мне приснилось днем без амнезии, или не так, но что-то очень уж похоже.

Всё правильно. Дышать, лететь, всё знать и петь, пробраться по железным рельсам, не зная даже направления пути, добраться в жизнь, в свою мечту. Но все дороги в ад, а все пути в delete. Как жаль. Это мой мир с расплавленными нервами, напоминает бредни страдальцев-постояльцев больниц реабилитации души мнимых людей, которых-то, по сути, нет. Надежда и разочарование, любовь и ненависть, жизнь смерть, полет и суицид, розовый контрастный барьер.

Всё, родилось. Я у окна замерзла, хочу домой, хочу домой.

Звонок по телефону.

- да, слушаю, - порою я любила подражать тем людям, играющим почти живым актерам, я даже маски в долг у них брала. И честно, их маски подобны китайским блестящим однодневным безделушкам.

- Кристина, привет. Я к тебе по делу, - слышала я незнакомый голос. Женский, красиво-певучий, полный забот и розовой надежды.

- Да, слушаю, а это кто?

- Это Женя, набери мне текст объявления и распечатай, если сможешь.

- Привет, Женя, да, наберу, но распечатать не смогу, принтер сломался.

- Ну ладно, сейчас заедет муж, кинь ему объявление на дискету. Диктую: …

Дальше шли слова, просто слова, без смысла, без идеи. "Евроремонт, в короткий срок". А эти несколько слов, оканчивающиеся на номер телефона, подобны крику утопающего из грязного настойчивого болота.

Пришлось прерваться, но теперь я вспомнила, я не смогу это сказать, я нарисую, убедила я сама себя, как будто чужого стоящего напротив человека.

Стук по железной двери, которая ведет к соседям и ко мне.

- Привет, а у вас, что звонок не работает?

- Не работает, работает не всегда, работает в другую смену, ты не попал, что-нибудь передать? - мой бред был принят за очередную шутку. Я даже оказалась рада, что эта маска как маска невидимки, бредовое лицо, а вроде бы не видно.

- Ну вот, готово. Посмотри?

- Да, спасибо, а водички не нальешь?

- Конечно, может минералки?

- Даже лучше.

Пока он пил, я изучала очередного актера в постановке "Смерть".

- Ты что уделан героином?

- Нет, с чего ты взяла?

- ….

- Я просто дунул, да что ты? Я ведь на работе.

Мужу Жени намного больше лет, я даже с ним общаться не успела раньше и не могла, не видела я точек пересечения. А сейчас… Опять всё так противоречиво. Точка есть, но зачем она?

Он попросил, чтоб это было нашей тайной. Тайна - красивое слово для наркомана, который завтра придет убивать за деньги для героина. И оправдание, что не кумарит, были слова, слова без смысла, или слова бессмысленной надежды. А иногда, за время разговора, мне казалось, что это просто желание, желание, которому нет выхода, желание с большим замком на двери, что куплен в магазине за собственную честь. Замок из магазина "Гордость".

Да что за бред. Мне дела нет до его мира, его покупка, его, будь то жизни или смерти. Мне его красный кажется почти, как белый приторный, как сахар, снег. В его законах награждают за те дела, что в моем мире принято скрывать.

Он ушел, уехал. А я хочу уметь летать. Я бы тогда заглядывала каждому бы в душу, потом, наверное бы, умерла.

Я хочу розовое свадебное платье. Муж…. Но мне не нужен муж. Нет места в моем бредовом мире. Да я ведь даже не могу понять себя. Как мне понять того, кто будет в двух сантиметрах моим воздухом дышать?

Я нарисовала то, что чуть не потеряла. И это было дорого, настолько, что я бы за то, чтоб видеть снова, если б все же потеряла, могла бы прыгнуть со своего этажа. Одела бы розовый платочек на шею, волосы, накрасила бы ярко глаза и губы, губы в красный цвет. На краю окна бы посидела чуть-чуть. Потом шаг, шаг глупой, розово-прозрачной надежды, которой вовсе нет, которая была придумана поэтами лишь для того, чтобы завлечь.

Но все же, никому не говорите, про яд надежды и про мой прыжок, про красные следы от крови на одежде. А знаете, ведь у меня в коллекции есть маска каждого из вас. Искусство обольщать и заставлять поверить. Я ведь порой "хорошая", так люди говорят. Люди без имени, без чести, без права жить, без права говорить, со сладким привкусом поздно собранной корицы, что собирали на земле, где пахнет смертью каждый миллиметр, где еще вчера была война, и где назавтра назначают встречу враги, недавно бывшие друзья. И что? Все те же люди, рисуют свою жизнь с меня и с тех, кто так же близок, я с них. Вот главная причина хаоса и бреда в мире - зависть, игра, желание любить красиво, носить одежду с моего шкафа, пить мою воду, дышать так близко, чтоб мне не хватило кислорода на новый вдох, есть мои ярко разукрашенные теми же художниками овощи, хранящиеся в гробнице для еды. И повторять, всё в точности, порою в точности наоборот. Если я плачу, то смеяться мне в глаза, если я чувствую, то быть бесчувственным, если жива я, то умирать.

Держать жизнь за периметр, но разве воду кто-то может удержать в ладошках? Молится богу, придуманному самим собой и говорить отчаянно, прилюдно: "я ненавижу маски, и всех кто в них". А, приходя домой, всё те же люди, становятся напротив самого себя. Пытаясь разыскать хоть каплю огорчения из-за потери собственного Я.

Летать, дышать, петь, любить уметь. И красить, красить мир в прозрачный цвет и ждать пока он полностью исчезнет. Тогда, наверное, буду, счастлива и я. Летать, дышать и всё как в первый раз, как при рождении, летать, дышать, и всё как в последний раз, отдавшись вновь на растерзание живой надежде.

Надежде во что-то, надежде летать, дышать.

 

Глава 4

Не покидай её.

 

Мир и без того наклонный, стоящий явно не на ногах, а может быть подвешенный над бездной за её край, сегодня вовсе наклонился. Я бегала, металась, что есть сил по собственной кровати.

Кровать, большая, с грязной от пыли постелью, с подушками, украшенными каплями от слез. Кровать себе в соседи попросила окно. Я часто с самого утра, не чищу зубы, не умываюсь, не расчесываю волосы, а открываю всегда задернутые шторы, сажусь на подоконник и смотрю.

Вид за окном пытается со мною помириться, но я не помню за какой проступок. Заговорить пытаются со мной и птицы, порою даже люди, которые поднимают головы, чтобы взглянуть на небо, увидеть подтверждение услышанным прогнозам.

Я тихо сижу, прижимая в себе коленки, мечтаю о чем-нибудь. А иногда я думаю, что было б если я была вон той красивой девушкой, которая ждёт чего-то. Снег, уже подбился к ней в друзья. Она ведь тоже понимает, что если долго ей стоять, то лучше ей не спорить с белым снегом. Чего-то ждет. Ждет целый час. Кого-то любит. Постоянно поправляет воротник от красной шубки. Красивой красной шубки, которая наверняка куплена на деньги заработанные ей самой.

Машины, самовлюбленные железные предатели, даже не смотрят на ту сторону, где девушка кого-то ждет. Она порою достает из сумки сотовый и начинает дуть на руки и нажимает так, как будто это неизвестный никому аккорд. Наверное, найдя его, надо бы радоваться, но мои маски на полках смеются, нагло высунув языки.

Я ненавижу их.

"Я вас ненавижу, я хочу не родиться вообще, если вы вечные мои попутчики. Я предпочла бы умереть еще не появившись на свет, еще не чувствовать в прогнившем кислороде ваш дух, еще когда на моих зубах бы не скрипела краска от очередного грима маски. Я ненавижу вас. Кто создал вас? Как вы попали в мой мир? Здесь места нет даже для мамы, мужа, подруги и, наверное, Бога, а вы какими странными путями, попали в мой мир? Где ваша виза? Где пропуск? С кого мне требовать отчет?"

Я разразилась смехом, но по щекам моим, как и всегда, слезы текли, слезы, смешанные с краской.

"И это маска. Господи, как убежать мне от самих себя, от масок, требующих постоянно крови, как убежать, как и куда?"

Кричала маска, очередная маска, играла свою роль, чтобы среди отряда масок не смогла я отыскать своё лицо.

Как глупо всё. Всё, всё, всё, всё. И этот ветер, который меня о чем-то предупреждал. И мой полёт - моя мечта, увенчанная красивыми словами о надежде. И почему я обвинила надежду в её неправоте? Как глупо всё. И эти слезы. И красная помада, которой вовсе нет у меня. Я не читаю книг, откуда мне знакомы слова "что делать?", "а почему люди не летают как птицы". И всё.

Волна, после напоминания о птицах, о жертвенных полетах, о мечте. Всё кончено, всё начинается сначала. Мечта, моя мечта сегодня умрет, я помогу ей стать реальным фактом.

"Мечта, прощай"

"Мечта прощай, мечта, прощай, мечта, прощай", - вторил весь взвод, под руководством собственной шизофрении. Я посмотрела на них. Кто-то смеялся, не сдерживая радостных всплесков, кто-то безудержно рыдал, кто-то задумчиво бесперебойно теребил висок, как будто ему там больно. Я видела там маски даже каких-то незнакомых ранее людей, было похоже, что мною нарисованные маски уже без ведома брали краски и рисовали новых соседей, друзей. Какая чушь. Здесь вас так много, мне кажется, что если я попытаюсь вас пересчитать, то времени пройдет так много, что вы успеете еще создать в два раза больше новых лиц, лишь смешивая краски. Да вас почти что легион.

"Скажите, где моё лицо?", - отчаянно кричала какая-то из масок. Все поняли намек. И вторили: "Скажите, где моё лицо? Скажите, где моё лицо? Скажите, где моё лицо? Скажите, где моё лицо? …". И этот гул перемещался с предыдущим: "Мечта прощай, мечта прощай….".

"Безжалостные маски, ну, с кем же вы ведете бой? Наверняка не равный. Я уже хочу скорее от вас. Мне надоело с вами", - кричала я, или одна из созданных мной, или кем-то, масок.

Гул превращался мелкую дрожь и тряску, что поразила в одно мгновение меня. Я с подоконника упала на кровать, свернувшись калачиком и громко плача.

Разбитая мечта, постой, я не отпускаю тебя. Тебя ведь я придумала, постой, я знаю, что и я придумана тобою. Мои глаза, примкнули к грязному стеклу, давно забытому, которое лишь иногда оплакивал холодный дождь. Сейчас окно совсем грустило, оно простыло, и дождь, дождь ждал свержения зимы с непонятно чьего престола.

А девушка стояла, казалось, танцевала в ритм незнакомого желания. Стояла и ждала чего-то, может быть кого-то. А ветер, вчерашний друг-советчик, сегодня слишком изменился, он не давал ей и пяти минут. Он врывался своими неприкосновенными, забытыми частями в ее слишком открытый воротник. Она отчаянно боролась с ним, вчерашним другом. Мне даже показалось, что я вижу в ее глазах обиду на незнакомый ветер. Но мой этаж, тихонько проскрипев, сказал, что всё не так, как в моем заплаканном подвешенном над бездной мире.

А девушка ждала, ждала чего-то, может быть кого-то.

Я ближе, ближе взбиралась к своему окну, мой лоб уже напомнил стеклу о забытом прикосновении тела. Я тяжело дышала, и от слез в бреду, на стекле туманом рисовала.

А девушка ждала…

Да, время наступило. Я научусь летать. Да, лживая надежда, я тебе верю. Да, ветер, вчерашний ветер, я не забыла, зачем проснулась. Да, зима, китайская подделка, блестящая и спелая, зима, ты же хотела, чтобы тебя хотя бы немного упомянули в газетных сводках? Да, зима, дарю тебе твою нежданную победу, она всегда чуть слаще, чем растворенная в крови глюкоза. Да, зима, я выбираю тебя в помощники, я ненавижу снег, и пусть о нём напишут в газете, пусть о нём, блестящем в своё время, и грязном, как девчонка не раз продавшая своё тело, пусть о нём напишут. Снег и кровь. Снег белый, кровь, такая словно солнце противится уйти, чтоб осветить другую часть земли. Солнце влюбилось, жалко уходить, всего на несколько часов, но у ней со временем подписан договор. Имея здравый смысл, со временем и солнцем никто не будет спорить.

А кто-то, с кого, возможно, в первый раз я рисовала маску, лишь тихо произнесет: "закат, красивый красный закат".

А я кричу ему: "Нет, это не красивый закат, солнце влюбилось, оно плачет, не хочет уходить, но здравый смысл ей этого не позволяет". Но этот кто-то просто не услышит мой крик. Пойдет домой, и будет спрашивать знакомых по пути, а видели ли они закат.

Какая подлость. Солнце, я тебя понимаю. Я выбрала мечту, не здравый смысл. И даже если в этот раз я тоже проиграю, ты люби.

"Солнце, а кого ты любишь? Кого ты так не хочешь покидать на этой половине неба?", - шептала тихо, но специально, я знала, что солнце слышит.

Оно лишь подмигнуло, указала на девушку, которая стояла под моим окном. А девушка до сих пор ждала. Оно была похожа на статую из человеческого тела, красивая, живая, без краски и намека на болезнь шизофрению.

"Солнце, не покидай её, раз ты ее так любишь. Смотри, она кого-то ждет. Ждет и уже давно. Она от холода глаза закрыла, и чаще дует на руки. Не покидай её", кричала я уже давно скрывшемуся за злыми домами солнцу. Услышала: "Я не покину её".

Ну, всё. Нет видимых идей и недоделанных забот. Я в руках держу яблоко, надеты домашние джинсы, голубая кофточка из хлопка, на ногах любимые лошадки-тапочки, а голове мусорный бак. Ворвавшийся ветер, сегодня не так галантен, заталкивает меня обратно в дом. Но я уже выбрала мечту, не здравый смысл, а мечту. Хочу летать.

А девушка в красной шубке до сих пор ждала, ждала, как ждут родители у кабинета срочной хирургии, как они ждут, когда им скажут: "ваша дочь жива". Они за спинами скрестили пальцы как в детстве, внутри просят кого-то из богов помочь, а вслух друг друга успокаивают фразами: "всё будет хорошо".

И ждут, даже не зная, что врач, который делал операцию ребенку, был ранее замечен в заговоре со смертью. А они ждут, отчаянно, красиво, надежда как туман их окружила собственной заботой.

И девушка, всё так же ждет, рискуя, может быть остаться без потомства. А интересно, кого же она так долго ждет, кого можно любить так неосторожно.

Но до неё мне тоже дела нет, наверное. Карниз был полон снега, под которым пряталась позапрошлогодняя грязь. Немного кружит голову, но мне не привыкать. Так холодно, но щеки почему-то как огонь горят. А в голове одна лишь мысль - кого же она ждет? Но я с мечтою подписала договор, который должен быть исполнен без промедления. Красивый шаг, всего один, случайная оргия со смертью.

Шаг. Темнота, но еще не видно, что будет у земли.

А девушка всё ждет кого-то или что-то. Её надежда почему-то еще не умирает, предательство которой она не замечает.

Шаг, ни одного движения во всем теле с самого начала последнего и первого моего полёта. Пронзительный плач масок ворвался в больное от шума и безумия сознание. Они вокруг, они везде, они сцепились в дружный хоровод и окружили последний и первый мой полет. Какой-то художник нарисовал на каждой маске слезы чёрной краской. Они танцуют вокруг меня, и плачут, не могу понять их настроение, как раньше.

А девушка стоит, ждёт и плачет. Она еще не видит исполнение моей мечты.

Всё. Мой полет окончен, надежда и вправду обманула меня, но теперь кажется, что я сама себя же обманула, поверив кому-то, кто ложно договор от имени надежды подписал.

Снег, всё такой же предатель. По одному порыву ветра творит и рушит, мечется и лжет. Он заставляет бедных медвежат, собирать и строить замки, чтоб позже видеть, как кто-то из соседних медвежат безжалостно глумится над его постройкой. Снег - мнимый. Вы думаете, он белый? Сейчас я знаю больше, и говорю, поверьте. Снег - он прозрачный. Снег - это то чего и вовсе нет. Снег люди красят и сочиняют бред подобный написанному выше, обожествляя снег. Снег - его нет и он зеленый. Снег - его нет, он красный. Снег - его нет, и он прозрачный. А думали ли вы, что есть лишь то, что есть СЕЙЧАС. Сейчас - это часть Время. В какое-то сейчас, нет снега, зима не держит скипетр, корона вовсе не на ней.

А в это сейчас, снег - темно-бардовый, он мне напоминает о той любви, которую не бросит солнце, о девушке, которая так долго ждала кого-то или что-то. А снег надо мною, подо мною, казалось, хочет спрятать моё тело, чтоб никому не рассказать о том, что здесь произошло. Тогда ведь всё узнают, что снега нет, что снег и ложь лишь подружились очень. Снег тает на еще горячих щеках, стекает без краски, нет на смертном теле маски.

Я умерла? Я умерла? Я уже умерла? Или я лежу еще живая? Я умерла? Да, я, наверное, умерла…. Я умерла….

Нет, нет, нет. Я живу, и я иду, я в красной шубке, поправляю воротник от холода совсем онемевшими ручками. Иду к толпе людей, которая похожа на скопище гиен, так быстро набежавших на чье-то разбитое сердечко.

Я видела ее полёт, но я ведь не смотрела, но знаю всё до крошечных, как амеба, мелочей, словно это я летела. Словно разбивался мой бредовый мир об здоровый разум. Бредовый мир с легионом чьих-то масок, играющих трагедию об умалишенной жизни, трагедию о чьем-то заплаканном мире.

Я дождалась. Я смогла.

Мои руки уже согрелись, шубка спокойно висела в коридоре, а запах сладкого лимона в горячём чае напомнил мне маму. Как всё это странно.

Люська нежилась о тапочки - лошадки, такие же, как были на том разбитом теле. Но этого уже давно не помнила я.

В шкафах было пусто и чисто, пахло свежим кислородом, наполненным смыслом. Я начала думать, какие мягкие игрушки заполнят это местечко.

Я открыла шторы настежь, было уже утро. Свет от солнца падал на шторки, и я впервые заметила, что они розовые, очень уютные и обнадеживающие.

А солнце, неожиданно ставшее мне дорогим и родным, шептало мне на ухо: "Я не покину тебя".

 

10.01.2005

 

 

ЛУЧШЕ БЫ Я УМЕРЛА

- Что ты тут делаешь?

- У нас сейчас здесь будет пара, - соврала я незнакомому преподавателю.

Она ушла, окатив меня недоверчивым взглядом. Эта аудитория была моя самая любимая. Она как-то противоречила общему статусу университета. Университет считался самым престижным из всего многообразия в студенческом городке, а тут кое-где штукатурка осыпалась, и кафедра с левого бока была пробита чьим-то сильным кулаком. Ха-ха-ха. Мне всегда смешно, когда преподы за такой смешной кафедрой делают умные лица, как будто они нобелевские премианты.

Но больше всего мне нравилось это окно. Оно по старинке было не пластиковым, и краска обшаркалась, но какой был из него вид. Он всегда меня завораживал. Всего десять этажей. Много? Вы скажете - нет. Но для города на берегу Байкала - очень. Запрещают у нас строить выше. Байкал сурово качает землю, иногда, по настроению. А люди ходят. Они такие маленькие из этого окна. Кажется, что протянуть руку и взять какого-нибудь препода за плечи. Но … эээ, не получится. А если прыгнуть? Так.. не от того, что трудно жить, а просто ради прикола. Интересно, о чем будут мои мысли в эти несколько секунд. И как я буду лежать окровавленная на земле? Уф. Меня даже поморщило оттого, что я представила.

А все-таки я люблю смерть. Столько лет моей жизни было посвящено ей полностью и без остатка. Я писала ей стихи. Вот, хотите услышать?

Ты даже на могилу мою не придешь,

Неживых цветов мне не принесешь,

Сквозь крышку гроба посмотрю на тебя.

Улыбаешься мне - но это мечта.

Я таю в земле, меня черви едят.

И все эти твари земные хотят

Мертвого мяса почувствовать вкус,

Сделать смертельный и жадный укус

Я умерла, но дух мой живой

Но скоро и он уйдет на покой

А ты, как ты мог, не прошло и недели

Любишь другую на нашей постели.

Ну да… это конечно от обиды написано было. Я была маленькая дурочка, не понимала много. А Паша - тварь, но моя любимая тварь. В ту ночь, я подумала - сбылась моя мечта. Он мой, а я - его. Странно даже такая логика для меня, ведь уверена была, что любви нет.

Но он меня технично обманул. И я поверила, что она есть, и ее зовут Паша. Гы гы гы )))

Через две недели, я искала смерти. Я была в его квартире и смотрела, как он спит с моей подругой на соседней кровати. И бутылка водки не оправдание. Чего я хотела в тот момент?

Я ушла в 3 часа ночи оттуда, я хотела, чтобы меня изнасиловали и убили. Это была моя мечта. Я шла - громко ревела и внутри молила Бога о смерти. "Бог. Я не верю в тебя, но если ты есть, подари мне смерть"

В тот день я полюбила смерть. В тот день, что-то произошло, я поняла, что надо искать. Что смерть это не то, что думают люди.

Иногда когда я спала, я видела себя в гробу в свадебном платье. Это были самые счастливые сны.

Ну что думать - надо делать. Говоришь - я дура? Если ты заглянешь в себя, то поймешь - что ты тоже.

Сегодня мама повела меня к психологу. Не помню, что произошло. Я сняла зимнюю шапку и откинула ее за спину. Мама отвернулась, что поднять - а я убежала.

За героином. Пришла домой - ее не было.

Ванна … ну где место лучше? Только у окна любимой аудитории, но до нее далеко.

Предсмертную записку чтобы не мучились с мотивами? Неааа… обыденно и скучно.

Ну ладно мам прощай, и знаешь, я любила тебя когда-то.

Помнишь, ты взяла меня с собой на 1 сентября? И я стояла тоже в ряду первоклашек с цветами, но мне было всего 5 лет. И потом ты часто это рассказывала всем-всем, какая у тебя умненькая дочка, в школу пошла в 5 лет и учится на пятерки. А еще, я помню, как мы гуляли по парку ты я и брат. Было лето. Было просто хорошо. Но это детство - сейчас я взрослая и умная, понимаю, что делаю, до встречи, мам.

-Кто вы?

- ты передозировалась.

- а как вы догадались (ха-ха-ха), - ответила я людям в "белом" )))

Сначала было смешно. А потом - поток разочарования. МЕНЯ ОТКАЧАЛИ. Я ЖИВА. Какой ужас. Зачем? Сейчас будет допрос - зачем и почему.

Может про Пашу придумать?

- Мам, расскажи, что было?

А она ревет.- Я могла потерять тебя.

- Мам, ты уже потеряла меня, не плачь.

- Мы услышали, что ты хрипишь, дверь в ванну была закрыта. Отчим сломал замок. Ты лежала на полу, твоя голова была перекинута через стенку ванны, и лилась вода. Мы попытались поднять тебя. Но тело стало неподъемным. Потом ты перестала дышать.

Потом - ты умерла. Дочь, я люблю тебя, ну зачем ты так?

- Ну, вот теперь замок на ванне сломан, - подумала я. Я молчала.

И это был ПЕРВЫЙ РАЗ. Меня отвезли на скорой во Второй Иркутск. Врачи сказали, что она вышла из комы, зачем привезли, и я опять дома.

Опять стены, опять одиночество, которое меня очень даже прикалывало.

Витя - хороший паренек, но со странностями. Он не колется, не бухает, даже сигареты, но травку любит. Мы с ним были хорошими друзьями. А теперь, когда я попала под домашний арест, я с ним сплю. Дома… я даже была очень удивлена. Мне 16,5 лет, и я живу с парнем у себя дома. Мама согласилась на что угодно, лишь бы я жива. А меня кто-нибудь спросил, чего я хочу? В этом и заключается эгоистическая любоФь.

Мама ушла со школы, и стала ходить на лекции со мной. Какой позор. В универе - контроль, она даже стипендию за меня получала, чтобы я не кололась. Дома - Витин контроль.

Однажды он пришел, видя моё отношение к нему, и сказал, что сделает, все, что я хочу.

Я сказала - я хочу ГЕРОИНА.

Он сказал, что тоже начнет колоться из-за меня (манипулятор ..). Колись, меня-то это каким боком касается?

Я выключила светильник и сказала: "Закроешь дверь, когда пойдешь".

Он ушел, ушел навсегда из моей жизни. Несколько раз от него приходили подарочки, но его не стало. И стало так же уныло и грустно.

Для второго раза, мама мне напокупала всяких таблеточек транквилизаторов (с них ведь и началась моя героиновая карьера). 50 таблеток фенозепама и 7 нозепама - это все, что было, думаю, что хватит.

Просыпаюсь в больнице. О-о-о, нееет. Я ЖИВА.

Капельница. Надоело. Сегодня суббота и главного врача нет. О-о-о сколько тут красивых медбратьев. Я подошла к одному, сделала вид, что меня кумарит: "меня кумарит, я знаю, что у вас есть метадончик, может дашь?"

Сначала он отнекивался. Потом налил в шприц без иглы 5 кубиков желтой жидкости (я сразу поняла, что это не то, что я просила, но сейчас я даже водку бы по вене пустила бы). Он вылил себе в рот, и потом так же мне. Я пошла в туалет. Какая гадость. Ужаснее места на земле нет, чем тот туалет. Меня зашатало. Наверное, надо отсюда линять, а то останусь тут после желтого препарата медбрата. Я не могу идти, ноги ватные, даже нет - я их не чувствую. Вон к кому-то пришел посетитель. "Дяденька, дяденька, мне плохо", - говорю я. Но это все мне кажется. Дяденька меня не слышит, не потому что он глухой, а потому что я не могу говорить. Слова - это только то, что в моей голове. Язык меня не слушается. Ноги стали не мои. Я не могу делать, что я хочу. Я ощутила власть лекарства над собой и покорно закрыла глаза. Лучше бы я умерла.

 

 

 

Последний сон

 

- Нет, ну сколько можно, - кричала я что есть сил. – Ну, сколько можно?

Я начала биться об стены, прыгать, топать, кричать и орать. Я плакала так, что начала задыхаться. Это нисколько не испугало меня.

- Ну как так можно. Он говорил, что любит меня. А сейчас. "Я ухожу спать". Ему на меня наплевать. Я ненавижу тебя. Папочка нашелся. НЕНАВИЖУ, - орала я в истерике. Я не могла сдерживаться. Я рвала волосы и билась об стены о тех пор, как у меня не кончились силы. Потом я положила подушку себе на лицо и хотела перекрыть себе воздух.

- Как я хочу умереть. Бог, дай мне легкую и быструю смерть. Я уже не могу, я уже не могу. Он сейчас дрыхнет со своей семьей и не знает, как мне плохо. Как я хочу сдохнуть.

Я лежала на кровати и всхлипывала, по всей комнате были разбросаны вещи, возле компа была разбитая кружка и лужица от чая.

Я взяла всякие гели для волос и тела и шампуни, как будто бы я собиралась отмываться от всей той грязи, которая во мне накопилась. И в каждой секундой, я понимала, как я хочу быть рядом с ним. Как мне хочется быть там вместо его дочки Лизы. Иногда это доходило до безумия, и я ненавидела всех кто сейчас рядом с ним. Я плакала оттого, что не могу ничего изменить. Бог, ну почему я не там? Почему он не меня любит? Он сказал, мне найти Тебя, потому что он в Тебе. Как я хочу найти Тебя, потому что он в Тебе. Я ненавижу свои письма, которые он получает на мэйл, я ненавижу их, потому что они так близко к нему. А он порой не приходит днями и неделями. Я как в бреду сижу ночами у компа и жду. Пап? Мне снилось, что он приехал, что он приехал ко мне и обнял меня. Знаешь, какое это счастье было? Не знаешь. Это было больше всего. Больше всего мира, всей вселенной. Это все поместилось в моем сердце тогда. Но это сон. Мне они часто снятся. Буду жить, буду жить для того, чтобы приснился еще один сон, что он приехал. А потом опять буду счастливой, во сне, но счастливой. А когда проснусь, буду плакать и молить Бога, чтобы уснуть тем же сном. А если этот рассказ прочитает мой папа, то, наверное, он перестанет со мной вообще общаться. Я его боюсь. Боюсь, когда он уходит. Боюсь того, что однажды он не придет. Боюсь, когда он меня ругает за проступки, что однажды он меня не простит. Он говорит, что если я не найду Бога, то отстану от него, потому что Бог движется, и мне нужно быть в этом движении. Боюсь, отстать от него. Каждое утро, я плачу, хотя папа говорит, что не надо быть нытиком. А я ему не скажу, что я плакала. Я ему не скажу, что мне понравился один парень с моего курса. Я ему не скажу, потому что боюсь, что он уйдет, уйдет, хотя ни разу еще не приходил.

Надо написать ему письмо. "Па, прости меня", тысячный раз пишу я, иногда я звоню и говорю ему. Он говорит, что "прости меня" переносит меня на территорию Бога. Потом я снова косячу, и пишу в тысячно первый раз "отец, прости меня", даже не понимая, в чем я провинилась.

Бог, папа сказал, что я все равно буду на небе. Убей меня. Я так не смогу долго. Вчера я просто рыдала в подушку, а сегодня я билась об стены, не чувствуя боли. А завтра, завтра я вскрою вены. Как-то я ему сказала, про то, что мне хочется умереть, потом снова "прости меня". За что? За что я постоянно каюсь? За то, что говорю как есть?

Я выпью крепкого кофе, чтобы кровь по венам бежала быстрее. Налью горячую ванну, вылью туда пену для ванны. Я буду лежать в ней и вспоминать, что было.

Вспомню, как когда мне было 5 лет, я пошла в школу. Я была самой маленькой в классе. И училась на одни пятерки. И однажды, когда я шла домой со школы, я заблудилась. Я долго не могла найти дорогу домой. Потом увидела взрослую девочку с моего двора, очень обрадовалась. Она сказала, что доведет меня до дома, если я буду слушаться. Я сказала, что я буду слушаться. Она довольно грубо распоряжалась мной. Она перешла дорогу и сказала мне ждать ее команды и смотреть на нее. Я все делала, как она мне говорила. Я была движима одной мыслью - скорее оказаться дома. "Беги", - резко и быстро крикнула она мне. Я побежала. Визг тормозов. И машина, которая должна была проводить меня в последний путь еще тогда, свернула с дороги. Из машины выбежали большие люди. Моя спутница куда-то скрылась. Тогда машина не проводила меня в последний путь. А сейчас горячая вода и крепкий кофе, только дождаться когда все уйдут. А еще я вспомню, как я познакомилась с папой. Как он называл меня дочерью и звонил каждый день. Как однажды когда меня не было в Интернете пару дней, он написал мне письмо, что переживает за меня. А сейчас? А сейчас ему все равно. Он сказал, что у него много детей. Что если я не буду его слушаться, то я не дочь ему. Он сказал, что я могу его не ждать, если я буду продолжать так себя вести. А я не могу. Это сильнее меня. Меня разрывает. Сначала я, стиснув скулы, держусь. Но потом прорывает. Я больше не могу. БОООГ.

Потом я вспомню, как он наказывал меня.

Как я не знаю, что происходит, а его нигде нет. Я его ищу, звоню, кидаю смс. А он не отвечает. Неделю, две. Что делать? У меня нет сил бороться. Но папе я не могу этого сказать, он не любит нытиков. А что мне делать? Кому рассказать то, что на сердце? Кому пожаловаться? В кого уткнуться носиком? Нет никого, и никогда не было. Буду долго вспоминать, а потом возьму лезвие и проведу по венам. Расслаблюсь и буду дальше вспоминать.

Но это завтра. А сегодня он обещал прийти.

"----" выполнил вход.

- Па, привет

- Па, ты здесь?

- да, Я здесь.

- Что ты делал, когда у тебя был статус "занят"

- был занят

 это я поняла.J-

- ну, если поняла, что спрашиваешь?

- не знаю.

- вот и я не знаю

- откровенно с ног валюсь и уже начал злится, когда твои смс приходить начали.. телефон очень сильно "гремит", когда смс приходит.. я тебя ведь просил дочь..

- я просто думала, что ты в другой комнате и никому не помешаю

- ну, ты же не знаешь в какой комнате телефон

- да, не знаю

- все, дочь, я устал .. я спать..

"----" отключен.

О, нет. Как так? Он опять ушел. Что делать?

Это и есть завтра.

Может написать предсмертную записку? Самое главное, нужно стереть все смс с телефона, которые я отправляла: "pa, ya tebya lyublyu, prihodi segodnya", "pa, prosti menya, ya bolshe ne budu". И надо с компа все документы удалить.

Ну вот, я готова в последний путь. Я прошу тебя, Бог, прости меня.

Я повторяла эти слова, когда пила крепкий кофе без сахара, когда наливала ванну горячей воды. И когда пересматривала фотки отца.

Бог, прости меня.

"Дзиин, дзиин", зазвенел звонок.

- Кто там? - спросила я, но никто не ответил.

- Кто там? - уже открывая дверь, спрашивала я.

- Пап? Па, привет, - запрыгала я от счастья. - Знаешь, как я рада, что ты приехал, па, ты самый лучший отец. Па, а я даже не верила, что ты приедешь ко мне. Па, спасибо. Спасибо. Прыгала я от счастья.

Но это был лишь ПОСЛЕДНИЙ СОН в ослабевающем теле.

 

Я умерла в первый раз.

 

Я шла по кладбищу в надежде отыскать своё тело. Я умерла.

Ветер трепал всклоченные волосы и густо пахло землей. Но я этого не чувствовала, я просто знала, что так должно быть.

По пути мне встречались люди, такие же, как и я. Они настороженно всматривались в моё лицо и надписи на камнях. Мои руки неподвижно находились в кармане куртки, казалось, они парализованы. Шаги были неуверенными, я умерла в первый раз.

Еще при жизни, я не верила ни в переселение душ, ни в воскрешение, ни в вечную пустоту. Но этого я не помнила. Ветер становился все сильнее. Пытаясь меня запугать, он подбрасывал вверх искусственные цветы. Но я не боялась - я забыла, что такое страх. Смерть похожа на приступ амнезии.

Мне хотелось вспомнить всё. Но время учило меня забывать. Еще при жизни, у меня было много желаний. Я хотела воплотить каждое из них. Но сейчас что-то происходит. Чем глубже я ухожу, тем больше становлюсь похожей на кого-то.

Я забыла свои мечты. В меня ворвался запах земли, как будто он пробил невидимую преграду. Теперь я наслаждалась им. Он резал губы и наполнял меня полностью. Мне показалось, что воздух стал прахом, и мне это нравилось.

Я присела на корточки, чтобы оказаться еще ближе. Мои руки начали двигаться, и я ощутила их по-новому. Я судорожно начала собирать в кучку землю. Мне хотелось ее больше и больше. Я с жадностью сгребала землю. Уже образовался большой холм. Люди вокруг уже не беспокоили меня. Они ходили как зомби, автоматически бросая взгляд в мои глаза и на плиты могил, и потом продолжали свой путь. Я уже привыкла к ним. Они были своеобразным фоном. Может, я и полюбила их.

Запах земли, как наркотик, путал мысли и завораживал, заставлял растворяться в нем. По моим венам уже текла кровь, разбавленная землей и смертью.

Интересно, земля на кладбище пропитана миллионами людей. Вдруг я вспомнила, зачем пришла на кладбище. Но мысли были настолько туманными, что я не могла определить дорогу. К тому же я забыла своё имя. Я начала оглядываться вокруг, читать имена на могилах и вглядываться в размытые фотографии. Но память принадлежала смерти. Я не понимала, что нужно делать - я первый раз умерла.

Имена на могилах казались такими незнакомыми, может, они написаны на другом языке незнакомом мне. Года жизни - осенило меня. Я помню день моей смерти - 4 декабря 2004 года. Я подбегала к каждой могиле, сбивая на пути людей, подобных мне.

В таком бреду прошло много времени. Время побеждало. Я понимала, что скоро забуду день смерти. Не зная имени и дня смерти, я не смогу найти себя. Я нашла камень и металлический прут от ограждений и стала в спешке нацарапывать на камне день смерти. Мне хотелось быстрее это сделать, чтобы выиграть хотя бы этот бой. И я успела.

Ветер настойчиво беспокоил меня, скрежетал зубами. Мне казалось, что он проговаривает имена всех людей, захороненных на этом кладбище. Тогда, подумала я, этот скрежет будет вечным. Пытаясь привыкнуть к нему, я все больше ненавидела его.

Искать, искать, искать - отдавалось в моей голове эхом. Вслушиваясь в противный скрежет, я надеялась услышать свое имя. Но бесконечный ветер, который дул с четырех сторон света, не произнес мое имя.

Сидя на чьей-то могиле, я обратила внимание на надпись у подножия: "4 декабря 2004 года", небрежно нацарапанная на камне. Эта мысль пронеслась у меня в голове. Это прибавило мне сил. Раздирая руки в кровь, я начала раскапывать могилу. Сначала под мои ногти нагло забралась земля, потом попадающиеся камни сдирали их в кровь. Но даже эта боль не могла остановить меня. Я так близко у цели. Земля попадала мне под куртку и противно щекотала. Земля забивалась мне в рот и нос. Мне было трудно дышать. Теперь она не казалось такой вожделенной. Теперь она - преграда. Но я уже не помнила того, что было прежде.

Яма была уже довольно глубокой, и каждый раз, когда я пыталась сделать ее еще глубже, я надеялась наткнуться на что-то. Этого не может быть: могила пустая. Тогда разум окончательно покинул меня. Память принадлежала смерти. Ни одной частицы жизни уже не было во мне. Движения были слабыми, сердце уже давно не билось. Я умерла в первый раз.

А утром отец мне рассказал, что во сне я упала на пол, и он поднял меня на кровать. Он мне напомнил, что меня зовут Настя. Сказал, что любит меня, и вышел из комнаты.

Перед глазами у меня появлялись лица тех людей, которых я повстречала. В ушах был скрип имен, захороненных на кладбище. Руки все были в царапинах и грязные от земли, ногти содраны. Запах в комнате не давал мне покоя и определенности.

- Пап, - закричала я от страха, - па, мне так страшно, па, иди ко мне.

Никто не отвечал, не было слышно ни шагов, никакого присутствия отца в соседней комнате.

- Па, где я была? - кричала я в надежде, что он меня услышит, - я не нашла там себя. Моё имя не произнес ветер, моя могила была пустой. Па, ты слышишь меня? - кричала я все громче, и меня охватывало отчаяние, - Я не нашла себя среди мертвых, может я среди живых?

Я вскочила с кровати и подбежала к двери. Я быстро и уверенно открыла дверь, чтобы осмотреть квартиру. Мне так нужно было сейчас найти отца, мне так страшно.

Открытая дверь поведала мне о реальности. За дверью было кладбище, которое вчера я вдоль и поперек обошла в поисках себя. Я хорошо помнила теперь всё, я помнила каждую могилу. Имена, которые по-прежнему бормотал ветер, были уже знакомыми и родными. Я побежала к тому холмику, который я раскопала вчера, в котором я не нашла себя. Моя могила вчера была пустой. Подойдя к могиле, я увидела вчерашний камень, с надписью: "4 декабря 2004 года", неосторожно нацарапанной на камне и девушку лежащую в моей могиле. Пытаясь выяснить, как она попала в мою могилу. Быть может это одна из зомби, упала в темноте? Пытаясь разбудить ее, если она еще ищет, или вытащить ее тело, если уже нет, я схватила ее за руку. Обцарапанные руки и содранные ногти. Я поняла, что это я. Мне стало страшно. Я судорожно начала засыпать ее землей, которой было достаточно вокруг. Запах земли пронизывал меня насквозь. Когда яма сравнялась с уровнем земли, земля охватила мой разум. Я ничего не помнила. Ни имени, ни то, зачем я здесь, и что я делаю сидя на корточках. Запах охватывал меня полностью. Я сидела на корточках, чтобы оказаться еще ближе к нему. Мои руки начали двигаться, и я ощутила их по-новому. Я судорожно начала собирать в кучку землю. Мне хотелось ее больше и больше. Я с жадностью сгребала землю. Уже образовался большой холм. Люди вокруг уже не беспокоили меня. Они ходили как зомби, автоматически бросая взгляд в мои глаза и на плиты могил, и потом продолжали свой путь. Я уже привыкла к ним.

Может, я и полюбила их….

 

СЕГОДНЯ Я БУДУ УЧИТЬСЯ УМИРАТЬ.

 

Сегодня я буду учиться умирать.

Возьму денег. Думаю, 1500 р. хватит на всё. Позвоню Лене. Она еще колется, и думаю, не откажется за дозу взять и мне героина. Подумает, зачем мне нужно столько героина. У наркоманов просыпается странная совесть, когда им говорят о самоубийстве. Они сразу решают кинуть - спасти душу. Обойдусь без этого. Меня спасать не надо. Скажу, что еду в деревню пожить без родителей, хочу оторваться. Вы выйдем на улицу, не будем ждать других наркоманов. Вдвоем поймаем тачку. На остановке всегда много таксистов, которые подвозят известных им людей до точки. Лену они хорошо знают. А я буду её знакомой подругой. Мы поедем скорее всего в Родищева. Я буду сидеть в машине. Лена подойдет к гаражу возле двухэтажного коттеджа. Позвонит и через какое то время обменявшись пару словами с барыгой, подаст в небольшое отверстие возле замочной скважины деньги. Мои деньги. Возьмет столько, сколько и договорились. Лена попросит водителя уколоться в машине. А мне не нужно будет колоться в машине. Я скажу, что это всё в поездку или в подарок кому-то. Водитель остановится в безопасном месте. У Лены всегда с собой баян. Она надерет в него воду из фурика, который тоже постоянно носит. Будет долго накачивать кулачок, чтобы появились вены. Может попросит меня подержать ей руку. Вены у нее плохие, кожа темная, тем более зимой вены прячутся. Будет сложно попасть. Она попросит меня уколоть её. Но я откажусь, причиной будет - отсутствие практики. С какой-то попытки она попадет. Ей сейчас 18, она колется с 14 лет. Приличный срок. Она продала мне первую дозу. Теперь она наркоманка со стажем. У нее практики много. Я буду равнодушно курить в окно. Чеки спрячу куда-нибудь. Раньше я прятала в застежку перчатки. Однажды нас с Сашей приняли менты. Посадили нас в свои новые Жигули и повезли в отдел. Менты по точкам предпочитают ездить не на уазиках, чтобы не привлекать внимание. Героин Саша кинул мне в открытую сумку. А в подкладе перчаток был рассыпан белый порошек, который был на случай "кидалово начинающих наркоманов". Он мне так и не понадобился. Я была очень доверчивой, меня часто кидали. Я тоже научилась это делать. А, да… пару раз было… Надеюсь, они не умерли …

Ленка может быть добавит в шприц каких-нибудь колес, предварительно раздолбив, или ампулу пипольфена. Когда попадет в вену будет безгранично радоваться. А водитель будет со страхом оглядываться по сторонам. Ведь наркоман на кумаре и с дозой в кармане явление крайне редкое. Им необходимо сразу уколоться. Я выйду чуть подальше. Одна. Буду судорожно курить, давиться дымом, ведь я не люблю курить. Идти просто прямо в никуда. Глазами искать укромное местечко. Умирать дома было бы безгранично не честно по отношению в маме. В кармане будет написана краткая записка. Я все заранее подготовила. Все ненужное удалено с компа. В кармане куртки, специально оденусь в недорогую одежду, будет написан мой адрес, имя фамилия, что я умерла сама. Мама прости или что-то типа того. Порошу позвонить отцу в Ригу. Хотя эту записку я давно ношу в кошельке. Сказать, что я его люблю. Он так часто занят. Я редко вхожу в его планы. Ничего не будет в подробностях. Пусть скорее забудут. Скажу, что давно_хотела. Назначала и делала отсрочку, снова назначала и делала отсрочку. Тупые вопросы, кололась ли я. Да, и я вас всех ненавижу, кроме брата, мамы и моего любимого отца. Улица Московская в Риге так далека от моего дома. Он и не знает о чем я молюсь каждый день. Ненавижу ваши советы, поощрения, что мой дневник очень интересный. Я ненавижу это все. Вас ненавижу. Скорее всего я выберу место на Юности. Там большая площадь и много деревьев.

Сяду на сумку. Буду долго смотреть на воду и плакать. Курить. Курить. Курить. Потом высыплю весь героин в двушку. Героина около 10 чеков. Я однажды в половины отъехала, но рисковать не стоит. 10 чеков с иркутским героином - это около грамма героина. Буду растирать руку. Но на централе у меня сожженные вены пипольфеном. Я буду колоть в слепую. Знаю я одну вену на правой руке. Я хоть и правша, привыкла колоться (давно) левой рукой. После того как всё обдумаю всё, я начну искать вену. Когда возьму контроль, будет еще две секунды отказаться от смерти. Но ботинки наркомана вряд ли остановятся, когда до точки осталось 2 минуты. И я также. Не смогу остановится. Приход от героина другой чем от чернухи или ханки. Не такой большой волной. Медленной волной. Теплота по всему телу от головы до ступней ног. Буквально пару минут, пока героин сделает оборот и заблокирует дыхательную систему. Я достану сигарету. Только бы не сгореть по неосторожности. Закурю. Этот кайф (закурить после прихода) у наркоманов приравнивается к оргазму. Потом я всё забуду. До незначимости знакомые ники. Маму, отца, который где-то далеко любит меня. Брата. Учебу. Интернет-маркетинг. Всё забуду. Буду просто жить в другом мире и полюблю этот мир. Не буду слушать Арию. Перестану ненавидеть людей. Перед глазами пронесутся отрывки из жизни, но я уже не запомню их. И уже не проснусь. Грамм слишком много для меня. Так я умру. Нужно только позвонить …

Пойду …

 

Если у меня ЕСТЬ ВЫБОР, я выбираю НИКОГДА НЕ РОДИТЬСЯ.

 

Безобразное облако насиловало мою фантазию. Оно представлялось то героиней мультфильмов, то драконом и даже смертью. Хотелось убежать, но в своей жизни я уже так много убегала, что я решила подождать - не умирать.

Страх охватил меня. Не страх смерти, а страх жизни.

Комп с грязной клавиатурой, пыльная завеса везде и льстивые улыбки - жизнь?

Тогда надо еще подумать.

- Но почему ты видишь это, хотя есть много других вещей, достойных жизни?

- Что?

- Любовь!

- Да, любовь, я совсем забыла. Развратное дыхание в такт долбежа? Хм. Потом убитые дети, поскольку кто-то не захотел увидеть их глаз?

- Не у всех и не всегда.

Почему над моей головой это облако?

Почему я наступила в лужу и намочила обувь?

Почему я слышу звон разбитого стекла и это мой мир?

Почему сегодня идет снег, а не дождь?

Почему где-то пахнет плавленым сыром, но это где-то не у меня?

Ненавижу этот тупой вопрос.

Да, я виновата в этом.

Виновата, что я не так себя показала, не то поела, не там уснула.

Но неужели я виновата, что я родилась?

"Мама, это ты хотела меня. Это ты ждала меня. Если у меня есть выбор, я выбираю никогда не родиться. А если выбора нет, то я просто запрограммированный зомби, как и все вы. Ты, мама, думаешь, что ты имеешь выбор, волю, но, по сути, за нас уже кто-то всё рассчитал. Как при составлении бизнес-плана. Рассчитаны на каждого затраты, прибыль, продолжительность проекта, и его закругление. И каждый проект и его ген. директор верит, что его бизнес будет жить вечно. "Влюбленность в собственный товар" - диагноз. Проще сказать - эгоизм. Из-за влюбленности в СВОЁ, не все увидели наступившую конкуренцию, склады были завалены ненужностями. Так умирает бизнес. Мам, так умирает каждый из нас….

Ты говоришь, что меня любишь? Тебе просто жаль затраченного на меня.

Помнишь, мой день рождение?

Ты сказала, что это не только мой праздник. Я кричала, слезы как острые иглы впивались в меня и тебя. Голос стал необычайно сильным, как у оперных певцов. Ты тоже плакала. А я кричала, что не приду на ТВОЙ праздник. Почему мой день рождение - твой праздник? Что у меня-то есть? Зачем я? Потом - снег упал на мой разум. Стало необычайно спокойно, даже апатично прелестно. Я сидела на кровати, чего-то ждала".

Подругу ветром занесло, бывшую. Она зашла забрать остатки своей жизни - вещи, письма, которые однажды забыла у меня, когда ей негде было жить.

- Ты что психуешь?

- Тебе есть дело?

- Мне не нравится, когда я общаюсь с человеком, который так негативно настроен.

- Мы не общаемся.

- Ну, даже так редко.

- У меня, кстати, сегодня день рождение.

- Да ты что? Как я вовремя, а я хотела ведь завтра зайти.

Красивые маски, я вас ненавижу. Отодрала бы с кровью до мяса, чтобы знать лицо ли передо мной или очередная маска.

- Не нравиться? Можешь идти на шаг вперед или на шаг назад.

- Ты будь попроще.

Люди, кто дал вам право, врываться в мою жизнь и диктовать свои законы? Я живу, как могу и не для вас, просто пытаюсь поймать параллизованными губами воздух. Кто дал вам право?

- Это что дружеский совет?

- Да.

- Дружеский или совет?

Ну, вот… лицо маски напряглось. Я ж знала, ей лишь бы поучить.

Ма, ты думаешь, что я считаю, что все против меня? Неа. Не все.

Я знаю, кто за меня, кто против. Это я чувствую по запаху на расстоянии двух европейских стран средней протяженности от западной границы до восточной. Она -против. Они бы пили коньяк, крича, что не употребляют алкоголь, если бы узнали, что я умерла или запнулась.

Мама, не говори, что я в луже. Пусть они умрут от зависти. Я их ненавижу. Они при встречи пихают ржавые иглы, целясь в пока еще живые мои вены. Я их ненавижу.

Во время? Да пошла ты.

Обиженное лицо. Грустный трамвай. Забытые объятия и слезоутрирания. Уф, как сломанный компьютер всё больше раздражает мою истерическую натуру.

- Куплю ей розу. Белую.

…………

Мама говорила:

"Кричи, ругайся, пыхти, делай, что хочешь. Но пусть однажды маленькое чудо, которое родиться у тебя, отомстит за меня"

А я дура, плакала.

- Ты что ревешь, тебе всего 21, мне 24, мне вообще что ли повешаться, - кто-то из родственной толпы возглашал.

- Может она не из-за этого плачет, - кто-то кто знал меня чуть больше, тот, кого однажды я ненавидела, теперь любила.

Брат. Мы с ним вдруг стали ближе, даже не могу понять, когда это произошло.

- Мама, это тебе на твой праздник.

Белые розы порою красивы.

 

Бог, прости ...

 

Мы держимся за руки. Ветер на 10 этаже гораздо сильнее. Страх и скорая свобода то пугают, то притягивают.

Ты так хотел?

Тишина - идут лекции. В горле ком и надежда на то, что в двух сантиметрах от асфальта кто-то подставит свою ладонь, и всё изменится. Сердце бешено колотит. Предательские воспоминания только хорошие.

Хочется сказать: "Да нафиг нам это нужно, пошли ЖИТЬ". Но я не одна. Вдруг у тебя иначе. Твоя рука сильно вцепилась в меня. Еще пару минут.

Воздух уличный, но как-то странно давит в груди. Им трудно дышать. Уже не хочется бреда, хочется прожить последние минуты достойно. Всего и не исправишь. Исправить двадцать лет за две минуты разве возможно? И нужно ли?

"А ты о чем думаешь?" - не решаюсь спросить. Просто тишина нас понимает больше чем кто-то сейчас. Пытаюсь думать, зачем всё это …???

Я впервые пришла в чат и сразу познакомилась с тобой, еще не знала, что ты создал "Клуб самоубийц". За время я много раз изменила о тебе мнение. С самого начала мне показалось, что ты достоин смерти самый первый. Что ты подбиваешь людей на суицид. Что в тот же день мы созвонились, назначили дату нашей смерти. Я ведь хотела без боли, ты выбрал прыгать. Сказал: "нас будет больше". Зачем всё это?

"Ты просто самовлюбленный, эгоистичный малолетка" - часто повторяла тебе.

Ты не такой…. Ты молча кивал, наверное. От моих слов тебе не становилось хуже. Ты был железный, не реагировал ни на что. Просто выбирал молчать или копировать чужие мысли.

Прошло время. Я с ужасом ждала день обозначенной смерти. Он прошел тихо без происшествий. Многое обдумалось, многое решилось. Может, бесы играют разумом? Мне то безумно хочется жить, то апатия, что если б смертельная доза героина лежала на столе, я сразу бы её влила бы в вену.

Прошло еще время. Москву потрясли самоубийства. Самоубийцы в Японии. На форумах творилось оживленное общение. Кто-то прощался, в сто двадцатый раз собираясь уходить, кто-то молчаливо читал форум. Потом затишье, как перед бурей. А ты же решил, что коллективный суицид - это слишком вызывающе ненужно. Я - лидер по натуре, лишь молча кивала и соглашалась с твоими решениями.

Нас немного, нас двое. Мы на подоконнике большого университетского окна. Взялись за руки. И с замиранием сердца, ждем, когда кто-то из нас проявит толи слабость толи силу - и скажет: "давай жить". Стоим. Молчим. Но кто-то запутал все мысли слова, что не распутать. Уже не думаем, как будут выглядеть наши тела. Просто, решаем умереть. Причина: "надоело". Или не так. Уже не важно. Остановиться бы, но время всё ускоряется, хочется в очередной раз всё обдумать, как будто жизни не хватило на принятие решения о самоубийстве. Не хватило. Ты не смотришь не меня. Да и я занята совсем другими мыслями.

Они сказали, что я неудачница и у меня ничего не получится в жизни. Хотелось бы поотпираться, сказать, что из такого болота, что я вылезла трудно ползти, попытаться найти из слабости и задолбить.

Но есть смысл?

Опять пожить. Чтобы через две недели стоять на этом же окне, в который раз искать причину жить? Какая глупая жизнь.

Скорее_бы её окончить.

Скорее_бы.

Часы поторапливали к последнему шагу.

Осталось восемнадцать секунд …

семнадцать …

шестнадцать …

пятнадцать …

четырнадцать …

Ветер всё сильнее …

Тринадцать …

Кровь всё быстрее …

Двенадцать …

Мысль запутаны сложно - распутать невозможно

Одиннадцать …

Ты точно так хотел?

Десять …

Какая тупая жизнь, мы убиваем время, теперь когда его так мало - всего каких-то десять секунд, так хочется его воскресить. Но понимаю, я не Бог, воскрешение - не моё дело. Время умирай скорее.

Девять …

Боюсь смотреть в твои глаза, мне кажется, мы уже мертвы…

Восемь …

Проклятая депрессия …

Семь …

Проклятые злые люди …

Шесть …

Болезни, лесть и мрачность мира в мишуре …

Пять …

Я ненавижу всех, даже тебя …

Четыре …

И себя …

Три …

……

Две секунды …

……

Одна секунда …

Бог, прости …

 

Холодильник для моих мозгов.

 

Заглядываю в холодильник. Смотрю, на каждой его полке лежат мои мороженые мысли. Те, что главнее - те поближе к морозильной камере, на них побольше инея, местами корка льда. За внешним тем покрытием, не видно даже цвета моих мыслей в советской гробнице для поломанных мозгов.

"Странно, - подумала я, - какой глупец мог это сделать? В конце концов, ведь это все-таки мои мозги. И еще очень-очень интересно, зачем он их украл? Почему нашел им место - холодильник? Когда весь этот бред произошел? И почему я лишь сейчас заметила?"

А с нижней полке стекала струйка грязно-крававой жидкости, что некоторое время держала мои мысли в своей тюрьме.

"Оттаяла, чуть-чуть! Но уже сразу люди не казались мертво-синими, не пахло резко чесноком, и мир казался на пять секунд красивее. Сегодня в безжалостной машине-хоронительнице моих мозгов, Бог отключил навечно электричество. Теперь всё будет хорошо.

А пока есть время, побродить по треснувшему льду бреда, как следует запечатлеть мои мозги. Вы люди знаете, что они вовсе не серые? Они небесно - одуванчикового цвета.

Смотрите, кто-то возле мечты о Боге лапу стройной синей курицы положил, явно умершей от передозировки. А это, даже смешно, три килла липкой крови - разлитый разбавленный в хлорированной, выше предельно допустимых норм воде, Юпи. О, Юпи ведь давно ушел в обиде с рынка. Замерзшие мозги здесь видимо давно.

А кстати что это? Это моя любовь. Я думала она покрыта мраком крови от разбитого лица, и выкорчеванных силой ветра желудка и селезенки. Еще много продуктов, желающих давно загнить, но этот холод, толи спаситель, толи вечный тюремный сторож-, любитель окутывать всех в иней, потом вдруг таять - минут на пять.

А кстати, я ведь помню те времена прозрения на пять минут. Когда я, вспоминая вчера рожденное стихотворение, просила Бога изменить меня.

Потом снова холод, застывший мир не только на полках улиц города, но и в душе, мозгах. И сердце немного тоже разбавлено жидким азотом, окутывалась во снах.

Да кто бы знал? Люди, чего же вы молчали? И почему не заглянули туда, куда сейчас смотрю? А знаете, сейчас мне мои мысли страх нагнали. Мозги растают, а я ведь не знаю куда их и как. Как будто новый рецепт жизни и все продукты давно готовы к началу его приготовления. И даже повару немного страшно, этот рецепт он пробует впервые, используемые продукты уж очень дорогие, а если честной быть, они незаменимы.

Тишина, отключен трактор-холодильник, включен свет, подмигивающий мило, но повару это напоминает нервный тик. Как страшно, люди. Я ведь не умею. Я даже не помню, как долго я без них жила. Как долго я без них ходила, да и не знаю, что куда.

Одна идея пронеслась, оставить все как есть. Позвать по телефону-шпиону мастера, чтоб соединить два провода.

Ой. Я сидела плакала, облакотившись спиною на грустный от собственной же смерти, холодильник моих мозгов. С его экрана все, как и раньше, живо - улыбки голых баб, позирующих в начале 90-х еще неумело, другие лица - наклейки от дешевых одноразовых конфет и детских целлофановых жевачек.

Я вдруг почувствовала себя немного одиноко-мертвой, но холодильник изъявил желание жить, в поздней агонии затарахтел предательским мотором.

"Это была вынужденная прогулка в здравый смысл, экскурсия, поход и незначительная авария-головоломка", - торопливо изрыгнула последняя замерзшая мысль теплого рассудка.

А свет по-прежнему предательски подмигивал, но не для нервов, а уже танцуя с темнотой в такт ускорения моего безумия.

 

Я умерла.

 

Вот и случилось - я умерла. Я лежу в гробу. Я чувствую резкий запах земли. Он завораживает и наталкивает на мысли. Но думать я уже не могу - я умерла. Как это случилось?

Всю свою жизнь я думала и размышляла о смерти. Иногда я ждала ее, но она не приходила. Иногда я боялась ее, но ее леденящее дыхание преследовало меня. Иногда я искала ее, но кто знает где она?

Сегодня солнечный день, несмотря на сугробы снега. В Сибири часто так бывает. Я была счастлива. Как человек эмоциональный, я не могла сдерживать боль и радость. И все люди, находящиеся рядом, постоянно получали от меня порцию настроения, а вот хорошего или плохого - это уж как повезет. Сегодня я была рада. У меня есть отец. Он нашел меня совсем недавно. Это произошло случайно и перечеркнуло все мои предшествующие поиски. Он строгий и любящий. Он часто дает ремня, но обоснованно. Его дети - мои братья и сестры выросли достойными своего отца. Я же другая. Когда он нашел меня, мне было 20 лет. И все эти 20 лет я представляла нашу с ним встречу, какой будет он. Понравится ли он мне и я ему? Какие у нас будут отношения? Все это волновало меня. А самый большой для меня вопрос - ЕСТЬ ЛИ ОТЕЦ у меня?

Я шла довольная по тающему снегу. Радовалась всему. Я знала, что отец далеко, но он обязательно приедет. На тот момент многие мои вопросы были разрешены.

Сегодня в программе НЧС передавали, что на улицах гололед, что много аварий. Но это как обычно не затронуло меня, поскольку я была уверена в себе и в моем Отце.

Последнее что я услышала - это был шум от скольжения резины по льду.

И меня нет. Я еще не умерла, вокруг бегали люди, кого-то я узнавала, кого-то нет. Вдруг я увидела отца.

- Па? - хотела произнести я. Но я не в силах была пошевелить ни одной мышцей. Моё тело замерло как парализованное, казалось, что если бы мне кто-то закрыл глаза, то я бы снова не смогла их открыть.

- Па, это ты? - говорила я в мыслях, в надежде, что он услышит меня. Надеялась, что какая-то небесная сила подхватит мои слова и принесет к нему. Рядом стояла мать и брат, но до них мне дела не было, их как будто и не было для меня.

- Па-па, - снова и снова повторяла я, замечая, что не могу и двинуться.

Весь бы этот народ, я отдала бы сейчас, только чтобы побыть с отцом. Я сразу вспомнила, как много неприятностей я ему принесла. Какой я порою вредной была.

- Па, я больше не буду, - снова в мыслях говорила я, - прости, что я умерла.

Не знаю, были ли эти слова последними, которые я хотела произнести. Когда я лежала в больнице, я по-прежнему не могла двигаться, я чувствовала боль в некоторых частях тела. Некоторые части были как будто не моими. Я слышала часть слов, которые говорят люди в белых халатах. И мне снился сон.

Мне снился отец, мне снилось, что я жива. Что он приехал ко мне. Что он привез мне спортивный велик, и показывал, как правильно нужно ездить. Я потом мы пошли с ним в кино. Это был фильм "Храброе сердце". Я его ни разу не видела. И во сне я не смогла его посмотреть, все мое внимание принадлежало отцу. Мы не говорили ни слова. Как будто бы невидимый поток связывал нас, и мы понимали друг друга. Я по-прежнему ни сказала больше ни слова. А потом я умерла.

Я больше не чувствовала холода и тепла, не слышала людей и не переживала ни за что. Отец говорил мне давно, что я в раю уже от начала мира. Я всегда верила ему.

Теперь я буду ждать его здесь.

А когда он придет в МСН, он уже больше никогда не увидит моё имя. Не знаю, будет ли он скучать или думать обо мне, будет ли молиться за меня. Не знаю. Но знаю одно, что он подарил мне самое главное. Он подарил мне ИСТИНУ. И уже ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить меня от любви Божьей.

 

Нас РАЗДЕЛИЛИ 2 секунды (НЕ ВАЖНО.....)

 

Скользко, даже на асфальте, даже если не ходить, а пробовать летать. Скользко.

- А ты была в горах?

- Мой город построен на горах.

- Это красиво?

- Не знаю. У подножия многих гор могилы говорят о чьей-то смерти. Это красиво?

- Это страшно.

- Тогда горы - страшные.

- Но, забираясь на вершину, можно увидеть целый мир, даже с другой стороны земли.

- Это как?

- Не знаю.

- Если я забираюсь днем, то вижу города, которые сейчас в тени.

- А если ночью.

- Ночью? Я сплю. Мне снятся горы. Однажды нас было много. Мы шли по узкой тропинке, на которой помешалась лишь ширина одной ступни. Шли друг за другом. Ветер пытался нас склонить. Пугали волны, давно разбитые о скалы. Страшно. Это ж горы. Страшно до боли и возбуждающе красиво. Никто не вправе был остановиться. Все шли. Слева - вертикальная гора, справа подобный ей обрыв, у которого подписан договор с Байкалом на сотни душ. Мы шли. Было страшно. Было неспокойно. Пахло смертью многих молодых. Смертью красивой многообещающей и обманывающей красиво.

- Я бы не пошел.

- Ты уже идешь. Я тебя видела в строю. Ты шел, смотря лишь на свою обувь. Шел и думал. Я даже знаю о чем.

- Ты путаешь, это был не я. Я никогда бы не совершил такую глупость. Я люблю траву, ровную как ногти у красавиц после салона красоты.

- Ты не боялся ветра. Ты даже перекинулся пару словами с ним и волнами, которые шептались о тебе.

- Я люблю солнце, ненавижу ветер, и никогда бы с ним не заговорил.

- Ты попросил его быть чуть потише. Сказал, что среди шествующих идет твоя любовь. Ты хочешь, чтобы она жила.

- Любовь? Я ведь такого слова даже не слышал. Мне непонятен его смысл. Я бы не смог вступить в тот спор, не смог бы попросить у ветра. Любовь? А это что такое?

- Когда правительство твоей страны открыла штаб-квартиру почему-то в ином мире, до ужаса закрытом и даже внешне незнакомом. Ты, тот, кто раньше, вставал в час дня и, не спеша, забыв почистить зубы, шел шага два, чтобы попасть в свою собственную штаб-квартиру. Сейчас ты не ложишься спать. Сон обесценен в твоем мире. Ты ночью собираешь буквы, собираешь их в слова, мечтаешь о чем-то до безумия далеком. Утром, нервно подписываешь собственноручно написанный приказ всего из пары слов: "срочно переезжаем". Собираешь лишь то, что может поместиться в твой безграничный мир после вторжения в него такой же безграничной любви, о которой ты ничего не знаешь, но можешь дни и ночи напролет говорить, хоть сам с собой. Ты просто влюблен.

- Что было дальше. Ветер стих? Любовь моя жива? И кто она, скажи?

- А дальше. Ветер разозлился. Мы стойно шли. Смотрели каждый на то место, куда через секунду приземлялась наша же нога. Ты не кричал. Было всё так же тихо. Тишина потеряла голос, стало еще тише. Тишина за руку взяла тебя. Ты с ней ушел, но против своей воли. Твоё тело минуту или вечность, точно и не помню, летело вниз. Я отдала бы половину жизни, чтоб в ту секунду ты умел летать. Всю жизнь….

Но к сожаленью за мою жизнь никто не пожелал учить тебя летать. Вода Байкала тебя облизнула. Ты умер, слышишь? Тебя нет.

- Нет меня? Я умер? А моя любовь жива? Кто она? Где штаб-квартира? Где теперь мой мир? Кто правит им.

- Нас разделили 2 секунды. Я тоже прыгнула. И поняла, что мы летим не вниз, мы летим в небо. Небо, отраженное в воде.

- Здесь не скользко. Здесь не страшно. Здесь может быть нормально. Здесь всё не важно….

Не важно….

 

Проказа.

 

Вы когда-нибудь болели проказой?

По протоптанной дороге друг за другом, не спеша, с запахом гнилого мяса, колокольчиком звеня, направлялись мы однажды в новый мир.

Началось все как обычно. За ночь город стал другим. Толпы новых лиц, как лучшие работы маляров на тему "безысходность", шли стройно. Порой из строя доносились крики, толи военный гул, толи рыданье зверя. Но каждый шел, за тем, кто шел всего на шаг быстрее к цели. Я среди первых шла, но обогнать того, кто пятки мне под ноги подставляет, не в силах я была. Могла мечтать, пока болезнь не добралась до органа, что поважнее серых складок в голове. Но факт яснее разговорной речи. Толпа безумцев в город шла, ведомая вождем, лицо которого я со спины увидеть не смогла. Ни звука не произнося, без писаных законов, он вел проказу в город одним движением руки. В дороге умирали люди, уже без имени, профессий и домов. И этот путь стал как аллея из прокаженных тел. В тот город, запах наступающей толпы, в дома живых людей принес смятение. Мы шли туда, и если бы тогда спросили бы меня "зачем?", то чтоб ответить, мне пришлось купить бы новый разум. А люди города, ломали лестницы от первых этажей, жгли двери, чтобы мы поверили в отсутствие живых людей. Мы шли, и каждый третий все чаще отходил к обочине. Сошедшие с дистанции, хватали жадно воздух, как будто завтра на него повысятся тарифы. И не было в толпе рассказов о хорошей прошлой жизни, все шли на смерть. И мой черед пришел уйти из строя. Невероятные усилия приложив, чтобы поднять десятитонные глаза, увидеть то, чего достигли, увидеть спины тех людей, кто может повлиять на буквы, что напишут в учебнике истории, читать который будут уже не наши дети.

Чем всё закончилось, наверное, хотите Вы узнать? Проснулась я, и лоб покрыт был потом - стандартные слова, которые так любят прокуроры. А я все так же у обочины сижу, облокотившись на гнилые спины. Хочу узнать те лица, что во сне, оглядываясь на толпу, увидела. А мир такой и есть. Когда толпою шли мы к цели, то собирала силы по кусочкам в своем теле. И серые наряды на спинах тех людей, что впереди меня всего на шаг, скрывали огни города. И мысли мутные в загнившей голове, упрашивали о четырех секундах отдыха. Поддавшись на уговоры собственной натуры, сошла к обочине на несколько секунд. Секунды длятся годы, а сзади кладбище длинной в сотни тел.

 

Проснуться БЕЗ ТЕБЯ или умереть С ТОБОЙ?

 

Тишина более мелодична, чем церковный оркестр.

В чате смертников опять просили смерть время определить.

Но это все игры. Нужен сильнее яд, нужна быстрее тачка, нужна безвкусней еда и много соли. Мы будем посыпать асфальт зимой - вдруг она спасет нас всех от снега.

А ветер дует с четырех сторон земли - чье-то пророчество - предвестник огня.

Скоро не будет ничего, если что-то есть.

А радость забывается так быстро, не успевая поразить даже весь мозг.

Идём. Дождь тихо за нами следит.

Но его бояться не стоит - он друг.

- Ты помнишь день, когда ты встретил меня?

- Я тебя не встречал никогда, мы вместе родились. Мы с детства пили одну воду, ели одну еду и плакали одними солеными слезами. Помнишь?

- А кстати, где нам соли взять? Скоро зима.

- Еще мы бегали по траве голыми ногами, камни, спрятанные в ней, резали нас. Лилась кровь. Ты помнишь?

- Кровь покрывала коркой ступни, если мы чуть останавливались в нашем сне.

- Бежали псы, они лизали землю и камни, на которых был оставлен кровавый след.

- А помнишь, их становилось больше? И страх пытался нас схватить и задержать всего на несколько секунд, чтоб накормить стадо голодных.

- Мы останавливались. Кровь превращалась в корку. Боль утихала. Хотелось не двигаться еще чуть-чуть. Но они настигали. Запах смерти пугал нас меньше чем боль.

- Начиная новый бег. Из вновь треснувших ран, бежала кровь на грязь и глину. Трава осталась где-то позади. И лай собак….

- Ты не боялась ничего. Тебе нельзя было бояться. Ты не хотела новой боли, но все прекрасно понимала. Это сон. Проснись и всё. Ты помнишь, я кричал? Я умолял, ты будешь жить. Не будет боли. Проснись скорее ото сна.

- Проснуться с грязными ногами на чистой постели?

- Скоро зима, вспомни, мы хотели найти соли.

- Соль под ногами, её много, но даже попадая на трещину в сухой крови - не больно. Соль без силы.

- Проснись. Ты будешь жить. Раны снова будут гладкой кожей. И даже шрамы на ногах больше не напомнят тебе об этом сне, о твоей боли, о псах, жадно бегущих за беспомощной добычей и обо мне. Но ты не плачь.

- Проснуться без тебя или умереть с тобой? Что проще? Что нужней? Что продолжение моей жизни? Что было дальше, помнишь? Скажи….

- Дальше ….

Оглянись….

Проснись ….

Ты будешь жить….

 

..................Я родила НОВОГО РЕБЕНКА.......................

 

Бескрылое небо, замученный день ….

Начиналось утро….

Как окончится этот день?

В голове мысли устроили бой. Кто за что дрался, я не видела, была лишена столь интересного занятия.

Пытаясь разобрать смыл слов, которые не раз впивались мне во внутреннее ухо и мучили невообразимо, решила быть немного измученно-красивой. Я даже позже научилась получать кайф от боли, что приносила мне в подарок депрессия.

А научиться бы жить по-другому. Услышать бы те слова, которые я отбивала руками. Было трудно дышать ржавой водой. Тут холодно, почти как летом на Антарктиде. Хотя при чем тут Антарктида? Жить просто абсолютно невыносима, с глупой ревностью слов к небытию. Решать какие-то безумно важные вопросы, смеяться наперекор, потом реветь не зная, что за бред несла я утром в 8:00.

Только что прорезанные зубы болят и хочется пить.

Где вода?

В компе всего лишь две программы. Одна чтобы дышать, другая - умирать. И выбор между ними.

- Привет, я родила.

- О, здорово, а я знаю, поздравляю.

- Знаешь?

- Ну да, ты мне звонила, помнишь, год или полтора назад?

- Да помню, тот ребенок умер. Я нового ребенка родила.

………..

Новый ребенок…..

Тот, что она родила, умер от стафилококка…..

Умер …

Кто-то не вымыл руки, он умер ….

Не успев помечтать …

Она родила нового ребенка……

…………..

- Как назвала?

- Илья.

……………

Нового ребенка зовут Илья….

А предыдущего по списку больше нет, да и был ли он?

Нет, не обвиняю, просто в замешательстве немного.

Немного.

Илья, кто был твой брат?

Да, знаю, их много.

Не плачь, этой ночью мы вместе умрем, тебе не будет одиноко.

Умрем.

Тени будут ползать по стенам. Мы будем весело смеяться и верить в незатейливое небо и завтрашний чудесный день. Потом будем бегать.

- Ты Илья. Сегодня ты родился, как однажды он. Да что о нем? Есть ты, пока, что есть. Ты не умирай, давай умрем однажды вместе. Тут нужно аккуратно бежать, не забывая смотреть на мир и в небо.

Да, малыш, это кровь, такая же, что и в тебе. Она однажды тоже обретет покой. Однажды тебе не нужно будет вспоминать и забывать, будет так тихо, что ты захочешь шевелится чтобы услышать шорох. Но шороха не будет. И тишина умеет убивать. Пусть она убьет красиво и легко.

Ты хочешь, Илья? Давай умрем малыш сегодня. Давай умрем.

 

ПОСМОТРИ, ПОЮТ ПТИЧКИ.

 

Всё болело.

Даже не понятно почему. Живот вздулся, кости ломило, скулы были как парализованные, но когда я попыталась откусить от сухого бутерброда со свернувшейся копчёной колбасой, то резкая боль вонзилась мне в каждый нерв. Я отложила бутерброд на стул возле кровати.

- Да, заиб*ло меня это всё, - кричала я, и каждое слово как лавина сходящего снега, отзывалась болью. - Не могу, я больше не могу, не хочу.

От любого запаха я готова была бежать. Но они были везде. Они гонялись за мной. Я ненавидела каждого, кто входил в комнате и приносил новый запах.

Возле кровати стоял тазик. Я не ела несколько дней. Приступы кашля перерастали в продолжительные кровавые изрыгания. Лицо, покрытое позавчерашней косметикой, имело синеватый оттенок.

Нет, я не смотрюсь в зеркало.

Вдруг легион мурашек пробежался по натянутым мышцам, не позволив мне лежать в одном положении. Они развлекались на моих мышцах, играя с ними как со скакалками.

- Помогите. Кто-нибудь, помогите. Я больше не могу.

Не понимая о чем просить, о жизни или смерти, я просто звала кого-нибудь на помощь. Никто не приходил. Мир стал маленьким и больным. Он был еще беззащитнее меня.

- Прошу вас, помогите мне.

Мои глаза закатывались от боли, каждое слово - боль.

В такие минуты люди любят прыгать сверху, разогнавшись, чтобы убить одним взмахом. Я знала, но просила и звала.

- Кто-нибудь? Я больше не могу.

Любят говорить о том, как прекрасна жизнь за окном.

- Посмотри, поют птички, любовь, весна, все воскресает ото сна.

- Помогите, помогите, мне бо-о-ольно.

- А завтра обещают первый дождик, но ты все же возьми зонтик, он может быть с повышенным содержанием серной кислоты.

- Не могу, не могу тебя слушать, помогите.

Кто-то бил молотком по асфальту возле моей головы, и искры и мелкие камни врезались в мою кожу. Оглушенная ритмичными ударами, я плакала кровью. Глаза, мои красивые синие глаза приютили слезы.

Это не кончится никогда.

Но это кончилось.

Я умерла.

Мама еще плачет. Брат очень переживает.

Звонил папа, но сотовый включен на беззвучный режим.

 

 

Замри ... Ну, сколько можно?

 

Надоели эти ровности-неровности.

Проселочная дорога - вся моя жизнь.

Таблетки - то витаминки, то грубая барбитура.

То пыль над головой, то под ногами свет.

Забыть бы, спеть бы, вспомнить бы, желать бы.

Да нет ни памяти, ни головы, ни детской верности, да позабыты дни.

Над параллелограммом милости твоей ношусь как дура

Замри, кричишь. Нет слуха.

Привет. Прощай, безжизненная радость.

Быть или быть где-то в смерти.

Замри и пощади. Ну, сколько можно. Витает в воздухе забытые слова о ненависти, о милой наивности, но это пройденная твоя пора. Сейчас иное…

Замри. Руки мои в свои возьми, дыши.

И пусть дыхание будет моему сердцу в такт. Замри, но помни…

Мы не одни, там, где нас нет, мы не одни. Забудь. Просто провал.

Бездонный день как тысяча заборов нас отделит. Ты все на запад, а я всё на восток. Замри. Ну, сколько можно?

Жизнь без сути, без смысла, без воли, без пачки сигарет. Великолепие, забота. Нас отделил, ты не заметил, и будешь тихо молчаливо ненавидеть всех. Всех, кто с нами, мы ведь не одни там, где нас нет.

Замри… Ну, сколько можно.

Там где есть смерть, там нет движения, там вечное забвение, там пыль времен, там … много кто, там, где нас нет.

Какая чушь. Выключи светильник. Мы будем танцевать назло теням, рисующим нас на проклятом заборе. Кто победит в неловком танце смерти в последний раз. А выигрыш - смерть. А проигравшим - наказание смерть. Какая чушь - танцевать с тенями на стене. Они зовут. Ты не ходи, ведь нас там нет, и никогда не будет.

Замри … Ведь в смерти нет движения.

Замри…

 

ТАНЕЦ на ГРЯЗНОМ линолеуме.

 

Солнечный зайчик танцевал на грязном линолеуме. В аудитории было всего 5 студентов и преподаватель. Эхом отдавались слова "качество, сервис …". На десятом этаже аудитории загадочные. В них эхо - особенное.

Солнце хоть и пряталось за облаками, аудитория была ярко освещена. Зайчик танцевал только в тени, на освещенных местах его не было видно.

Я сидела одна. Краем уха слушала отголоски эха и пропускала мимо. Вдруг стало так темно и тускло. Одиночество врывалось в мозги. Хотелось реветь. Выбежать из аудитории и реветь. Я знала все ответы на каждый заданный вопрос, но молчала.

Так темно и одиноко. А солнечный зайчик так неустанно танцевал. Мне грустно, а ему весело.

Солнышко показалось из-за пластиковой рамы. Облака, испугавшись чего-то, отпустили солнышко. А мне так грустно и одиноко. Я посмотрела в окно и подумала:

"как мне хочется к тебе, солнышко,

как мне надоело смотреть на тебя через стекло и километры, солнышко,

как мне надоели кучи умных фраз, солнышко".

Преподаватель в примере назвала моё имя. Для чего? Чтобы я переключила внимание с веселого танцующего солнечного зайчика и освободившегося грустного солнышка на нее. Но я не отреагировала.

Пара закончилась. Лучик исчез.

Я открыла окно. Забралась на подоконник и сделала шаг к грустному солнцу.

К грустному солнцу.

К грустному.

 

УБЕЙ МЕНЯ.

 

- Раз, два, три …

- Не считай, их слишком много.

- Некоторые слишком разрушенные.

- Это твоя жизнь.

- Нет. Это просто паршивый сон.

- Сны - отражение будущего. Какой твой путь?

- Слишком безумный и простой. Нет ровных дорог, не виден горизонт. Просто хочу скорее добраться до конца земли.

- А где конец?

- Не знаю, наверное, там, где выход из земли.

- А все-таки - паршивый сон.

- Центурион, цирк, бои, и правила здесь пишут миллионные цари.

- Поле кукурузы слишком далеко, придется, есть как днём, траву.

- У тебя много ступенек, иди - дари.

- Они слишком стары, да и боюсь я не смогу.

- Не сможешь что?

- Расстаться.

- Ты не реви.

- Не могу, я одинокий ландыш в Антарктиде.

- Сейчас заржу.

- Обидно? Нет. Просто до безумия тупая дружба с тобой. Ты держишь нож, махаешь им уже который день, боишься просто прикоснуться к моему запястью. Вчера мне показалось, что я люблю боль.

- Я люблю тебя.

- … И ложь.

- Я люблю тебя.

- … И лесть.

- Я люблю тебя.

- … И я люблю … тебя

- Я люблю тебя.

- … Убей меня ….

- ……………….

 

ТАНЦУЙТЕ ТЕНИ.

Я слишком долго ждала.

А он прошел мимо.

Просто помешал поворот - "Не сворачивайте с дороги к низким цеЛЯм"

Долгие рассуждения ни к чему. Просто тени научили меня пить воск. Было противно. Он больно капал на язык. А тени красиво танцевали и звали.

Написанные кем-то стихи. Забытые сны.

Мимолетная жизнь тоже звала. Но я в ней спала. Аккорды заглушились барабанами, но было тихо и тихо до невозможной тишины. Тени танцевали под тишину и звали.

Рисуйте море и грозу. Она изменит что-то. Пойте.

А я жду.

А я ждала.

И слишком долго, чтобы решить остаться ждать. Достало. Свечи догорали в тишине, дарили темноту мне на мой последний час жизни.

Спасибо? Хотя за что? За смерть? Да, спасибо.

Надоело всё. Дорога вечно с изогнутыми полосами, и пятнами от крови от автокатастроф. Живите люди, а мне пора на встречу. Быть может с Богом. Быть может.

Танцуйте тени.

 

Пытаясь жить и умирать одновременно.

 

Одна в бескрайнем небе

Одна в огромном мире

Одна в маленьком мире

Забывая о прошлых радостях,

Которых нет, и не будет

Просто одиночество навеяло

Грусть и печаль

Куда бежать? Буду стоять

Умею стоять? Когда не смогу

Буду лежать. Когда не смогу

Буду тянуться к лезвию, что на полу

Дотянусь, буду долго думать

Лживая тварь-надежда придумает тысяча две причины

И я поверю во все сразу

Просто мечты, розовые и подлые

Обманутая и одинокая, вдохновленная ложью

Встану на ноги и побреду к кровати

В ожидании нового

В ожидании злого завтра

А завтра - тоже самое

Завтра наступит, назову его СЕГОДНЯ

И все по кругу, нарисованному кровью

Спать иду, видеть сны надежды

Мучаться, разрываясь, тянуться в две стороны

Пытаясь жить и умирать одновременно.